Внешняя политика

Возможен ли «Белорусский Майдан?» Диагностика и вызовы для России


Российские и белорусские эксперты Центра изучения кризисного общества проанализировали вероятность «майдана» в Белоруссии и представили рекомендации относительно формирования белорусской политики России.

К началу 2010-х гг. стало очевидно, что «майданизация» постсоветского пространства — это реальный процесс, который начался полтора десятилетия назад и до сих пор лишь набирает темп. Речь идет о комплексном явлении, в котором объективные и субъективные причины находятся в сложном переплетении. С одной стороны, практически повсеместная и в исторической перспективе быстрая дестабилизация политических режимов в бывших республиках СССР не может рассматриваться как чисто рукотворное и тем более случайное явление. В то же время плотная вовлеченность этих стран в международный контекст, их положение участников крупных внешнеполитических игр заставляют принять во внимание и тот факт, что кризисные события неотделимы от различных, зачастую противостоящих друг другу проектов развития постсоветского пространства. Эти две группы причин взаимообуславливают друг друга: внутренняя слабость политических режимов делает их доступным призом, а активное участие внешних сил в их судьбе еще больше дестабилизирует политическую ситуацию.

В общем виде явление «майданизации» можно охарактеризовать как процесс разрушения государственности на постсоветском пространстве, который обусловлен глубоким кризисом суверенитета бывших республик СССР. То, что он растянут во времени, заставляет многих исследователей рассматривать исходные явления в качестве отдельных событий с самостоятельной или в основном самостоятельной логикой. При том что подобный подход во многом обоснован (каждый кризис на постсоветском пространстве уникален в силу культурного разнообразия регионов), нельзя не отметить и тот факт, что налицо вполне конкретный континуитет и взаимосвязанность. С определенной долей условности можно сказать, что распад Советского Союза не закончился в 1991 г., а перешел в состояние долговременной эрозии, которая на протяжении двух десятилетий ускорялась и замедлялась в зависимости в том числе и от внешних условий.Реальность практически стихийного демонтажа СССР, произошедшего единовременно и в общем без серьезных политических потрясений, долгое время давала повод говорить о благотворности именно такого сценария, который позволил бывшим республикам избежать «югославского варианта». При этом, как правило, не анализировалась степень социальной, политической, экономической и культурной зрелости вновь возникших независимых стран. Политический аспект, очевидно, должен был выйти на первый план. Такие вопросы, как наличие или отсутствие укорененной традиции государственности, эффективность существующих властных институтов и зрелость политических элит новых государств, требовалось задать в первую очередь. 

СССР распадался по линиям административных границ между республиками, руководство которых к концу 1980-х гг. все яснее осознавало возможность проведения самостоятельной политики. Однако речь не шла о выделении полноценных политических субъектов, самостоятельное бытие которых опиралось бы на прочный социально-политический дискурс. Большинство республик фактически не имели автохтонной политической традиции либо утратили ее в результате общей трансформации жизненного уклада, произошедшей за десятилетия и века их пребывания в составе  Российской империи и Советского Союза. Так, Грузия или Узбекистан имели многовековой опыт государственности, однако он был с трудом применим в современных условиях. Такие же республики, как Азербайджан, Беларусь, Киргизия, Украина, в 1991 г. вообще впервые обрели собственную государственность.

Задачу ее выстраивания с нуля решали в зависимости от специфики региональной политической культуры. Локальные особенности, которые в рамках единого советского государства проявлялись в виде феномена «национального коммунизма», быстро институционализировались, причем зачастую вокруг старых лиц и групп влияния. В тех регионах, где традиционные политические формы оказались наиболее жизнеспособными, возродились институты клановой олигархии и единоличной автократии. По этому пути пошли республики Закавказья и Средней Азии. При этом по прошествии двух десятилетий можно сделать предположение о том, что стабильность этих институтов в новых условиях далеко не очевидна. Последние социальные изменения, в частности инфильтрация религиозного фактора, ставят под сомнение их перспективы. Особняком здесь стоит Прибалтика, которая с самого начала обозначила свою европейскую идентичность и на этой основе начала строить государственность. 

Более сложная ситуация сложилась там, где одномоментно обретенная политическая независимость вообще не смогла опереться на какой-либо внутренний фундамент. Примерами здесь могут служить Молдова и Украина. В обоих государствах переходный период сопровождался потрясениями и так и не завершился. Украина наиболее наглядно иллюстрирует данную проблему. Независимая государственность, не закрепленная на институциональном уровне, стала здесь фоном для межфракционных войн между различными группами элит. Последние при этом каждый раз при достижении тактического успеха заново переписывали политические правила игры «под себя». Украинская конституция за последние 20 лет изменялась как минимум четырежды, причем не в рамках поправок, а путем полноценного пересмотра. Наиболее крупный срыв произошел в результате государственного переворота 2014 г., который обесценил даже формально существующие политические институты. Все его последствия на данный момент еще далеко не ясны, однако уже сейчас можно констатировать серьезное ослабление государственности как таковой, глубокий кризис суверенитета и фактический перевод страны в режим ручного управления со стороны внешней силы. 

Фактор зрелости политических элит стал ключевым аспектом внутренней хрупкости государственности постсоветских стран. Практически повсеместно они были генетически связаны с советской номенклатурой. По подсчетам украинских социологов, доля выходцев из рядов КПСС среди политиков, занимавших высшие государственные посты на Украине в 1991–2003 гг., достигала 73%. Среди государственных чиновников среднего и низшего звена за  аналогичный период эта доля достигала  53%1. По этой причине элиты независимых государств унаследовали многие особенности номенклатуры. Ситуация здесь также варьировалась от республики к республике. К началу перестройки ряд республиканских партийных организаций уже представлял собой вполне конкурентоспособные центры рекрутинга и консолидации элит. Этот процесс часто шел в виде создания сети патрон-клиентских отношений, перераспределения политических ресурсов между землячествами и кланами. В результате в части республик власть после 1991 г. подхватили уже оформившиеся дееспособные центры силы. 

В случае с Украиной действовала иная логика. При отсутствии в Советском Союзе самостоятельной коммунистической партии РСФСР украинская партийная организация являлась крупнейшей и наиболее влиятельной. Именно она играла роль одной из центральных кузниц общесоюзных кадров, в частности, дав стране двух генеральных секретарей ЦК КПСС. В результате оттока наиболее способной части элиты в Москву, где она приобретала политический кругозор, необходимый для руководства крупной страной, в Киеве зачастую оставались представители второго эшелона. Эта тенденция к провинциализации украинской элиты развивалась на протяжении нескольких десятилетий и к 1991 г. приобрела глубинные последствия, проявившиеся уже в независимой Украине. Экспертное исследование украинской политической элиты, проведенное в 2003 г., выявило некоторые ее особенности, которые объясняют ряд явлений в политической жизни постсоветской Украины. Лишь 5,5% опрошенных экспертов ответили, что украинская элита в полной мере реализует национальные интересы, в то время как по мнению подавляющего большинства респондентов на первом месте для нее находились  свои личные интересы и интересы отдельных финансово-экономических групп2. При всей условности результатов подобных исследований они дают определенное представление о специфике постсоветского развития Украины и фундаментальных причинах перманентной нестабильности политических институтов, которые неоднократно становились жертвой противоборства между различными группами элиты. 

Эта реальность существовала одновременно со сложным комплексом противоречий, свойственных общественным системам бывших республик СССР. Каждый случай здесь необходимо рассматривать отдельно, однако общим явлением для всего постсоветского пространства являлась социальная неоднородность населения территории, взятая в самом широком смысле слова. Наиболее остро стоял вопрос национальной идентичности граждан независимых государств. В рамках СССР общесоюзное подчинение республик позволяло балансировать противоречия через наличие единых институтов и возможность апелляции к Москве. После 1991 г. этот механизм больше не работал. В то же время без решения вопроса национальной неоднородности территории была невозможна политическая консолидация новых стран. В целом, за редкими исключениями, проблема осталась неурегулированной ввиду того, что элиты постсоветских государств не смогли выработать общий для всех групп населения проект развития. 

В ряде новых стран эту трудность купировали за счет общей стабилизации политической и социально-экономической ситуации. Именно по такому пути пошли в Казахстане, взяв курс на включение большой русской диаспоры в единый проект построения независимого государства. Обратный пример продемонстрировала Украина. Идея построения национального украинского государства в условиях проживании на его территории 11 миллионов русских изначально являлась труднореализуемой, однако именно на нее сделала свою ставку украинская политическая элита. Последствия выбранного курса стали самыми плачевными. 

В этой ситуации внешний фактор играл роль взрывателя. Само по себе вмешательство извне не может подорвать основания прочной социально-политической системы. Для ее дестабилизации необходимы внутренние предпосылки. Сложная ситуация, сложившаяся на территории постсоветского пространства после 1991 г., открыла для этого широкий спектр возможностей. Слабость государственных структур, незрелость политических элит, помноженные на общий экономический, социальный и культурный кризис, сделали фактически неизбежными попытки мощных внешних игроков поставить под контроль ресурсы и политику молодых государств. В тех из них, где произошла консолидация политической власти, эти попытки забуксовали. Однако такие страны, как Грузия, Украина, Молдавия, Кыргызстан, оказались серьезно дестабилизированы. 

Белоруссия до сих пор остается своего рода островом стабильности в море майданных революций. Это во многом объясняется именно устойчивостью ее политической системы, которая смогла не только удержать социально-экономическую систему страны в относительном равновесии, но и создать такой формат отношений с внешним миром, который с высокой степенью вероятности гарантирует ее от внешнего вмешательства. Пример соседней Украины наглядно оттеняет то выигрышное положение, в котором находится Белоруссия. 

Тем не менее ряд обстоятельств заставляют нас говорить о возможности и опасности глубокой политической дестабилизации по ту сторону российско-белорусской границы. Несмотря на все тактические успехи администрации А.Г. Лукашенко, ряд «родовых пороков» постсоветской системы хорошо прослеживаются на белорусском материале. Расстройство социальных связей, слабые места экономической модели, специфическое поведение политической элиты — все это закладывает мину под фундамент современного режима в Минске. По мнению большинства экспертов, до тех пор, пока у власти находится группа, возглавляемая нынешним президентом, шансы дестабилизации страны невелики. Однако после его неизбежного ухода возможны различные варианты развития ситуации, в том числе — неблагоприятные для России.

Данный доклад призван дать срез этой проблемы, которая пока не вышла в число актуальных для российской внешней политики, но которая потенциально может создать ей серьезные трудности. Рассмотрены все потенциальные «проблемные зоны» — внешняя и внутренняя политика, социальное развитие, экономика. По итогам исследования делается вывод о том, существует ли потенциальная угроза белорусского майдана и как должна выглядеть белорусская политика российского государства. Авторы доклада — ведущие российские и белорусские эксперты, политологи, экономисты. Глава I подготовлена проф., д.э.н. А.А. Мигранян (Центр постсоветских исследований Института экономики РАН, Москва), глава II — к.и.н., доц. А.Д. Гронским (Центр украинистики и белорусистики МГУ им. М.В. Ломоносова, Минск), глава III — проф. А.В. Фадеевым (Институт стран СНГ, Москва), глава IV — к.и.н. О.Б. Неменским (Институт славяноведения РАН, Москва).

ОСНОВНЫЕ ВЫВОДЫ

  1. Современный белорусский национальный проект представляет собой оригинальную попытку построения государственности на постсоветском пространстве. Его основные компоненты: особый тип политической системы и легитимации власти как таковой, «мягкий» путь построения национального государства, специфическая экономическая система и принципиальный курс на многовекторность во внешней политике. Его потенциал позволил стране избежать социальных потрясений после 1991 г. На сегодняшний день он еще не исчерпан.
  2. Сравнения между украинским и белорусским национальными проектами могут быть, скорее, условными. Различия достаточно существенны во всех отношениях, от типа социальной структуры до экономической модели.
  3. В то же время, белорусский национальный проект обнаруживает целый ряд комплексных проблем. Положенная в его основу экономическая система имеет несколько опасных «узких мест». Ее основой механизм - переработка импорта и поддержание высокого уровня внутреннего потребления за счет роста доходов населения, созданных внутри экономики. Эта модель делает белорусскую экономику уязвимой перед ценовыми колебаниями на внешних рынках и снижает ценовую конкурентоспособность национальных продуктов. Ее потенциал в нынешних условиях близок к исчерпанию.
  4. Экономические проблемы в белорусских условиях наносят чувствительный удар по социально-политической стабильности. Легитимность белорусского режима изначально во многом основывалась на идее существования в Белоруссии эффективной и справедливой системы производства и распределения. Кризис в экономике создает предпосылки для политической дестабилизации.
  5. Несмотря на то, что Белоруссия выбрала «мягкий путь» построения политической нации, в ней прослеживается определенный крен в сторону официального национализма. Это создает риски для всей модели национального государства, крайний пример чего мы можем видеть на Украине.
  6. Многовекторность внешней политики современной Белоруссии во многом скрывает неопределенность международных перспектив страны, что, потенциально, усиливает возможность влияния внешних сил на ситуацию в стране.
  7. Нынешний политический режим, в целом, держит ситуацию в стране под своим контролем и пока купирует те проблемы, которые возникают на поверхности. В то же время он имеет ряд слабых мест, важнейшие из которых – политический облик элит и отсутствие четких механизмов преемственности власти. В том случае, если на этом разломе возникнет политический кризис, внутренние проблемы страны могут резко обостриться. Возможные сценарии развития событий в этом случае разнообразны. Они отдельно прописаны в заключении к докладу.

Полный текст доклада доступен по ссылке